При этих его словах легкий холодок пробежал по спине Алексея. Вспомнилась постанывающая Александра, стоящая в одной ночной рубашке перед распахнутой дверцей серванта, вспомнилась вонзившаяся в сердце иголочка… Колодников сделал над собой усилие и подошел к одному из родственников усопшего.

– В двенадцатом часу скончался?.. – стараясь, чтобы вопрос прозвучал сочувственно, а не бестактно, прошептал он на ухо и получил в ответ угрюмый кивок.

Потрясенный, Колодников вновь отступил от гроба и занял прежнюю позицию. В двенадцатом часу… Может, врут насчет инфаркта?.. Да нет, от соседей не скроешь, соседи все всегда знают… И потом: театр! Это же самый рассадник склок… Инфаркт на инфаркте… Даже педагоги так друг друга не пожирают, как артисты!.. Что же это получается?.. Значит, уже не только за физическое насилие, но и… Хотя, все правильно. Какая разница, зарезал ты человека или просто до кондрашки довел – все равно убил…

Минутку, минутку! Но ведь раньше так не было! Когда в ночной арке на затылок Алексея просыпался град затрещин, а в задницу впилась незримая пряжка брючного ремня, нарушениями сердечного ритма это не сопровождалось. Колотиться сердчишко – колотилось, но никаких иголочек, никаких спазмов…

Стало быть, ночная кляксообразная зона не только растет и расплывается, она еще начинает карать за… как бы это выразиться?.. за косвенное убийство?.. То есть пошла как бы вторая волна… Но тогда и впрямь нужно срочно собирать манатки!..

Бессмысленно вертя в руках удачно купленный блок сигарет, Алексей смотрел, как гроб протискивается в заднюю дверцу черно-желтого автобуса, как какая-то женщина в черной прозрачной косынке скудно разбрасывает по асфальту цветы. Все. Тронулись…

– А ты сейчас где работаешь? – неожиданно повернулся к нему суровый мужик из домоуправления, надевая шляпу.

Надо полагать, он обращался на «ты» ко всем. Независимо от пола и возраста.

– Нигде… – машинально ответил ему Колодников, глядя, как желтый автобус с черной полосой исчезает в арке. – Контора моя накрылась, буду новую работу искать…

Собеседник оживился и повернулся к Алексею пузом. Боже, ну и морда! Веки выворочены, как у мастифа, а ноздри такие, что в каждую можно по куриному яйцу засунуть. Да, не зря его даже слесаря побаиваются…

– Слышь! – озабоченно сказал звероподобный собеседник. – А как насчет того, чтобы к нам, в домоуправление?..

– Кем? – удивился Колодников.

– Да хоть кем! Двое сантехников – в травматологии, электрик – уволился… Совсем скоро некому работать будет!

– Да нет… – смущенно сказал Алексей. – Это не по моей части.

Домоуправленец сплюнул, сдвинул шляпу на затылок и заматерился с досады.

– Да что ж такое!.. – бросил он в сердцах. – Как толковый мужик, работяга – так либо накроет его ночью, либо сам от греха подальше смоется! А как недоделанный какой – ходит себе живехонький!.. Ну, ничего, до первой аварии! Отключим воду – сами потом взвоете!..

Это еще повезло Колодникову, что человек он уживчивый да покладистый. На какой бы работе ни работал, со всеми у него устанавливались хорошие отношения. Даже против председателя общества книголюбов, твари такой, что Алексея под сокращение подвел, слова ведь не сказал, уходя… И слава Богу, как теперь выясняется…

Да, но где гарантии, что с каждой новой ночью из центра незримой зоны не пойдут одна за другой все новые и новые волны? Может быть, тоненькая иголочка, вонзившаяся вчера в сердце, это только начало?.. А потом как обрушатся на тебя разом все стрессы, которые ты в течение жизни ближним своим устроил, – мама родная!.. «Нет, если мотать, то сейчас…» – поднимаясь по лестнице, бессмысленно повторял Колодников где-то слышанную сегодня фразу.

На лестничной площадке второго этажа Алексея поджидал сюрприз. Вместо знакомой, обитой дешевым черным дерматином. двери с кривоватым номерком из тонкого белого металла, его встретила броневая плита на мощных петлях. Точь-в-точь как в подвале райотдела, только забивающийся засов приварить – и будет один к одному… Вдоль перил по лестнице тянулись на третий этаж отсвечивающие смолой кабели электросварки. Где-то наверху трещал электрод, по косой стене пролета метались бледные отсветы. Колодников поднялся до промежуточной площадки, взглянул. Точно такую же броневую дверь собирались навешивать в бывшей Борькиной квартире. Не иначе, Димкина работа… Вполне возможно, что уже пробивают перекрытие и ладят внутреннюю лестницу на второй ярус.

Алексей растерянно побренчал старыми ключами на брелоке и нажал кнопку звонка. Открыл Димка. Ни дать ни взять – капиталист в чистом виде. Спрут-эксплуататор. Рубашка, галстук. В зубах – дорогая сигарета, в свободной руке – роскошный блокнот с деловыми записями.

– С чего это ты вдруг? – спросил Алексей, озадаченно разглядывая металлическую коробку двери.

– А как же? – вполне серьезно отвечал ему Димка. – Самое время… А то, знаешь, кое-где уже ходят по квартирам. Откроешь – а там толпа такая! Свяжут тихонько, не увеча – и давай мебель выносить… А что ты с ними сделаешь? Вырубить нельзя, стрелять – тоже…

– Хм… – Алексей все еще качал головой, диву давался. – Слушай, но ведь это же, наверное, недешево стоит… Где ты столько денег-то берешь?

Сын нахмурился и с гулким звуком, отдавшимся неприятным воспоминанием в костях Колодникова, закрыл страшенную дверь.

– Я ж тебе говорил уже: на квартирах сижу…

– Позволь! Но ведь ты же, как я понимаю, их не на свои скупаешь…

– Понятно, что не на свои, – недовольно сказал Димка.

– Так что же – на зарплату двери навешиваешь?.. – не отставал наивный Колодников.

– Какую зарплату? – оторопел Димка. – Да не, па… Тут все просто… На руки даем одни бабки, а в договоре пишем другие. И нам навар, и тому, кто продает… А то наложка до трусов разденет… Ну, тут и я, типа, срубаю… по мелочи.

– Та-ак… – протянул не без ехидства Колодников, сбрасывая туфли. – А как на такие штучки смотрит Святое писание?..

– Как смотрит? – не понял Димка. – Нормально смотрит. Про это даже притча есть…

– С ума сошел? – сказал Алексей. – Какая притча?

Димка вроде бы слегка обиделся. Нахмурил брови и вынес из своей комнаты уже слегка потрепанную толстенную Библию.

– Вот… – сказал он, не глядя разнимая книгу на самой длинной закладке. – Вот отсюда, с пятого пункта…

– Не пункта, а стиха, – проворчал Колодников, принимая раскрытую книгу и поправляя очки.

«И призвав должников господина своего, каждого порознь, сказал первому: сколько ты должен господину моему? Он же сказал: сто мер масла. И сказал ему: возьми твою расписку и садись скорее напиши: пятьдесят…»

– Погоди, погоди!.. – всполошился Колодников. – Это что?.. Это где такое?..

– От Луки, – невозмутимо отозвался Димка.

– Что?.. А! Ну да… Верно, от Луки… – И Алексей в смятении продолжал читать странную притчу, на которую он как-то раньше не обращал внимания.

«Потом другому сказал: а ты сколько должен? Он отвечал: сто мер пшеницы. И сказал ему: возьми свою расписку и напиши: восемьдесят. И похвалил господин… – моргая, читал Алексей, – управителя неверного, что догадливо поступил…»

– А! Ну так написано же: «неверного»!.. – обрадованно и в то же время как-то не слишком уверенно сказал он.

Димка наморщил лоб.

– Ну так это… Он же когда был неверным?.. Типа, когда имение господина… как это?.. расточал… А когда стал расписки брать… тот его похвалил, типа…

Обескураженный Колодников пробежал страницу до конца и, не найдя, что ответить, молча вернул книгу сыну.

– А… мама где? – спросил он.

– Наверху… – Димка указал на потолок. – По телефону теть Марине звонит… – Он унес Библию в свою комнату и вскоре вышел, бренча связкой каких-то не виданных еще Колодниковым ключей. – На вот… Это – от верхней двери, а это – от нижней… А старые эти свои – выбрось…